Сходил на пункт связи, дал телеграмму Вере. Так, мол, и так, пару-тройку дней связи не будет. Надеюсь в Конотопе я найду возможность связаться с Москвой.
— Что, Петя, упустил свой шанс? — спросила меня дежурившая сегодня Надя. Та, которая брюнетка и теперь выходит — новая подружка Аркаши. Это она про Любу?
— Нам жизнь всегда подарит шанс, -
Процитировал я одного восточного поэта.
— Кого любить, кого нам ненавидеть дружно.
И, главное, поверьте мне — не спутать реверанс,
Чтобы не кланяться тому, кому не нужно.
— Да ты прям кладезь талантов, — усмехнулась Надя. — Все, телеграмма ушла, завтра жди ответа от своей благоверной.
— Завтра не получится. Днями зайду, заберу, — уточнил я. — Слушай, а у вас с Масюком серьезно или так? Имей в виду — у Аркаши еще ветер в голове.
— А ты у нас мужчина серьезный, видный, — засмеялась связистка. — Иди, Соловьев, не задерживай. Видишь, сколько работы ещё? — и она показала на стол, заваленный телеграфными лентами.
А буквально через час я уже трясся в кузове полуторки, куда меня определил капитан Костя Внуков. В углу, завернувшись в шинельку, спал какой-то сын степей, не обращая внимание на тряску и рывки машины. Настоящий боец: спит в любом положении, даже на ходу. Смех смехом, а на марше частенько случается, что кто-то засыпает от усталости и тогда только поддержка товарищей спасает такого засоню от падения. Я тоже расстелил плащ-палатку и лег, надеясь, что меня не придавит бухтой кабеля, которая казалась мне не очень надежно привязанной к бортам.
Один раз мы свернули с дороги часа через три, не доезжая Нежина, когда водитель заметил пару «мессеров». Но, видать, мы немцам были не интересны и они промчались над полуторкой, не обратив на нас внимания. Только зря пыль на обочине глотали. Боец поступил мудрее всех, даже не проснувшись. Второй раз мы остановились на перекур уже за Нежином, заехав под деревья. Водитель, видать, ездил по этому маршруту уже не в первый раз, потому что старался ехать в стороне от забитых войсками и беженцами дорог.
Мой сосед снова что-то пробормотал, и, довольно долго проворочавшись, выпутался из шинели. Младший сержант, связист. Киргиз, наверное. Везет мне на нацменов. Глаза у него и от природы узкие, а тут еще после сна… Он потер их руками и наконец-то заметил меня.
— Извините, товарищ старший лейтенант, — сон с него слетел чуть не мгновенно, — двое суток не спали. Как залез в кузов, сразу отрубило.
Я покачал головой. Зашли бы на нас те немчики на «мессерах» — срубило бы по-настоящему. Фашистской пулей и бомбой.
— Ладно, сержант, пойдем, перекусим, а то пока до места доберемся, кишка кишке дули крутить начнет.
Я вылез из кузова. Сделал я это чуточку медленнее, чем когда мы прятались от немецких самолетов. А что? Сейчас уже можно и посмотреть, куда ногу ставить. Возле машины хлопотали обитатели кабины: капитан-связист Константин и водитель-рядовой, которого мне не представили. На расстеленную плащ-палатку они положили газетку («Красная Звезда» за 21 августа) и начали выкладывать нехитрую еду. Я тоже поучаствовал куском конской колбасы и банкой тушенки, достав их из сидора.
— Исмаилов! — крикнул Внуков.
— Я здесь, товарищ капитан, — совсем не по-уставному ответил мой сосед, выглядывая из кузова. — Сейчас спущусь.
— Ты что же, думаешь, я за тебя тут впахивать буду? Шевелись уже, — прикрикнул Костя, и продолжил, обращаясь ко мне: — Вот же дали лодыря, сущее наказание! Небось, рассказывал, что три дня не спал?
— Только два, — честно ответил я.
— Что-то он сегодня продешевил, — хмыкнул капитан. — Спит как сурок. Я думал как-нибудь поставить опыт и посмотреть, сколько он будет дрыхнуть, если его совсем не будить. Но сам понимаешь, не до экспериментов.
Он что-то еще рассказывал про лодырные подвиги хитрого Исмаилова, который тут же рядом уже открывал банку с тушенкой, пока водитель раскладывал подвявшие помидоры и чистил головку красноватого лука, я же рассеянно смотрел на левый нижний угол газеты, где было напечатано обращение от секретаря Авиационной лиги Британской империи, какого-то Тейлора. Вдруг где-то вверху раздался свист, капитан крикнул: «Воздух!», я успел распластаться на траве и прикрыть голову руками.
А потом время потянулось очень медленно и я увидел, как буквально в десятке метров от нас на обочину не спеша падает бомба, черная, как ночь, и зарывается в придорожную траву. Я даже успел подумать, что это скорее всего 50-килограммовая осколочная и нам мало не покажется. Сейчас от этой дуры, после того, как она разорвется, полетят во все стороны мелкие железные кусочки метров на сто. И чтобы это не видеть, я зажмурил глаза, решив прожить последнюю секунду своей жизни в уютной темноте
Глава 6
Прошла секунда, вторая, а я всё ещё оставался живым. Не разорвалась, что ли? Я потихоньку открыл глаз, будто такое мизерное действие могло что-то изменить. Слева от меня так и стояла наша полуторка, справа обзор закрывал каблук Костиного сапога. И бомба здесь: с нами, зарылась по самое никуда, только торчат из земли черные кончики стабилизаторов. Где-то за моей спиной что-то бормотал Исмаилов, наверное, молился, то и дело повторяя «иншалла».
— Ну что, товарищи, подъем, — сказал я, встав на ноги и отряхивая с колен налипшие сухие травинки. — Наши похороны откладываются.
Внуков тоже начал подниматься.
— А бомба? — спросил он.
— А что бомба? — ответил я в лучших традициях города Одессы и показал на виновницу нашего перепуга. — Вон она, из травы торчит.
Капитан как-то очень быстро сместился в сторону, так что между ним и источником опасности оказалась полуторка.
— Исмаилов, хватит бубнеть! — прикрикнул Константин. — Вылезай из травы, а то заснешь!
Пока «сын степей» шуршал, поднимаясь на ноги, я потихоньку подошел к месту падения. Из земли торчали все четыре стабилизатора, на одном из них даже был виден участок чуть больше пятака величиной, на котором облупилась краска от красной полосы, и почти половина корпуса. Вблизи он оказался не черным, как показалось сначала, а темно-зеленым. Глубоко вошла, видать, на металлическом кольце, которое не должно дать войти в грунт, решили сэкономить.
— Эй, боец, — позвал я. — Тащи мне плащ-палатку и лопатку. Будем бомбу доставать.
— Так я это, — водитель бросился к кабине, — машину отгоню.
— Тебя как зовут? — спросил я, когда он уже потянулся к дверце.
— Семён, — отозвался шофер.
— Ты, Сеня, совсем дурак, или притворяешься только? — поинтересовался я. — Это хорошо, если взрыватель испортили антифашисты и перед нами обычная железяка с взрывчаткой внутри. А если он просто по какой-то причине не дошел совсем немного? А ты сейчас дернешь машину, и он сработает? Как думаешь, что тогда будет?
У водилы моментально отвисла челюсть, а лицо сильно побледнело. До него наконец-то дошло, что еще ничего не закончилось и самый лучший выход — убраться из этого места подальше. Что он и сделал не медля ни секунды. До чего же быстро умеют иногда перемещаться люди!
— У нас в кабине ценный груз, — подал голос из-за машины Костя. — Надо бы постараться его сберечь…
— И что вы там везете? — полюбопытствовал я. — Пленного Гудериана?
— Хуже, — грустно сказал Внуков. — Денежное довольствие на целую дивизию. Сумасшедшая сумма.
— Ладно, за десять процентов я готов обеспечить сохранность ценного груза, — предложил я.
— Так там это… мешок опечатан… и внутри ведомость лежит! — голос капитана чуть не срывался на плач. — Это же не мои деньги… государственные… мне нельзя их…
— Вы тут с перепугу, похоже, шутки понимать совсем перестали, — оборвал я его оправдания. — На хрен мне ваши ценности не сдались. К тому же ты связист, какие деньги?
— Это машина связистов, а я интендант, — сказал Костя. — А гимнастерку я чернилами залил, вот и одолжил у ребят.
— Ладно, давайте подальше, финансисты, — прикрикнул я. — Не до вас сейчас будет.