Главное, завела, усадила и говорит, мол, давайте, товарищ красный командир, сапоги снять помогу, ноги с устатку чтобы отдохнули. И нетерпеливо так тянется к завоеванным в бою с фашистскими захватчиками сапогам. А у меня там, если кто забыл, еще и наследство хранится. Так что я свою обувку кому ни попадя в руки не даю. Наверное, это и было последней каплей, переполнившей чашу моего подозрения. Во сказал, да? Мне тоже понравилось. Тут я самое главное спросил:

— А где мы хоть находимся?

— Осыково, — говорит. — Но не само село, а…

— Погоди, — останавливаю я ее. — Какое такое Осыково? Которое возле Ясногородки?

— Да, — говорит, — тут до Ясногородки недалеко…

А дальше мне и рассказывать не надо. Через Ясногородку на Неграши, потом на Лычанку, Шпиньки… И я выхожу на УР возле Мрии. Знакомые места. Мы там с Кирпоносом познакомились.

— А муж твой где?

— Мобилизовали

Попереглядывались.

Короче, говорит хозяйка, вы тут маленько подождите, а я к соседке сбегаю, олийки принести. А то своя внезапно кончилась. И умчалась. Сижу я и думаю, что поесть мне тут вряд ли удастся. Надо собираться побыстрее и уходить. Даже не прощаясь. Чуйка просто трезвонит.

И только я встал, как слышу, где-то на углу дома что-то затарахтело. Вроде как кто-то во что-то врезался. Сразу же кто-то зашикал и вновь наступила тишина. Я осмотрелся по сторонам. Пусто. Ну, кастрюли-сковородки. Стоит вон пустая водочная бутылка в углу. Эх, Петя, вляпался ты по самое никуда. Было бы хоть сто грамм… Нет, не надо, спасибо. Сейчас я с этой бутылочкой вам устрою сюрприз.

Я быстро обмотал бутылку скатеркой, прицелился и стукнул по донышку рукояткой «парабеллума». Тихо хрустнуло. Эх, хорошо получилось, как на картинке. Низ отбился, по боку змеистая трещина. Ну и ладненько, при падении даже с небольшой высоты разобьется с гарантией. Благое дело, «фенечка» лежала сверху в вещмешке, даже искать не пришлось. Так, предохранительную чеку долой. Теперь аккуратненько держим спусковой рычаг, чтобы не слетел… и потихонечку… не спеша… но быстро засовываем внутрь. Ставим вот так табуреточку, на нее бутылку… дело сделано.

Еле успел спрятаться в кухне, как дверь резко раскрылась, небось, снаружи ногой наподдали. Жалобно, с тихим скрежетом, звякнула о пол бутылка… Ну, потом всё громко было. И пыльно. Кто-то выл у двери, рядом кашляли. Я схватил вещмешок и с «парабеллумом» наперевес рванул на улицу. За пылью ни фига не видно было, но где дверь, я помнил. Выбегая, чуть не споткнулся о лежащего перед порогом мужичка, выронившего обрез «мосинки» и прижавшего окровавленные руки к животу. Ладно, этот не боец. Это он солировал. А вот рядышком стоял, покачиваясь, его товарищ и соратник, пожелавший остаться неизвестным. Вернее, я у него не спрашивал. Кашлюн. Выстрелил в поганую морду — мозги по стенке — и побежал дальше, к тропинке на огороды.

А вот и хозяюшка. Судя по запаху, очень сильно переживала за то, что не успела принести маслица от соседки. Увидела меня, упала на колени, начала что-то блажить. Я ее слушать не стал, съездил по роже разочек бандеровке, но от души, и помчался дальше. Я только с бабами еще не воевал.

***

Отбежал я довольно далеко, километра два, наверное. Линию фронта я знал неплохо, с моей службой грех не знать. На сам УР, конечно, идти не стоит, там войск понаставлено с разных сторон до хрена и даже больше. А вот чуть южнее, там полегче будет.

Бежать я уже перестал, годы не те, но шел довольно быстро, хоть оглядывался то и дело. И не напрасно. Две точки на горизонте возникли, пропали, и снова появились. Снарядили, значит, погоню. На лошадках. Ладно, время у меня есть. Немного, конечно, но лошади у этих гавриков далеко не скаковые. Да и гнать их галопом по степи — не очень хорошая затея, так животинка быстро ноги поломает. Так что двигаться они будут побыстрее меня, но не так уж и сильно. Я взобрался на холмик и даже присвистнул. Вот это удача, Петя. Схватил ты ее прямо за… ну, допустим, за седалище. Я-то думал, сейчас захоронюсь в траве, дождусь преследователей, одного снять постараюсь, а со вторым — как судьба сложится.

А передо мной лежала, раскинувшись, здоровенная балка, как бы не сотню метров в ширину. Кусты, деревца, а дальше — рогоз. Его заросли тянулись далеко. Он уже отцвел, конечно, и коричневые метелки виднелись только кое-где, но они мне не нужны. Я и так пойду, не гордый. А уж на лошади в рогоз разве что сумасшедший сунется. Так что преследователи могут только пешочком податься за мной. Вдвоем? Ну это, знаете ли, такой вид самоубийства: лезть в эти заросли на вооруженного противника, который тебя ждет. Не, ребята, судя по всему, этим недополицаям (тут же фронт, никакой гражданской администрации, так что это просто «сознательные» селяне) останется только обидеться, поматериться, возможно, даже поплевать на землю — и вернуться назад.

Ходить по рогозу — удовольствие ниже среднего. Это я вам ответственно заявляю. Я уже сотни две метров по нему прошелестел, когда услышал сзади самые сладкие звуки. Их издавали мои бессильные враги. Они обещали добраться до меня, выдернуть мне конечности, скормить мое же мужское достоинство, предварительно изнасиловав. Ну и всякое такое. Фантазия у них была не очень богатой, матерились они убого. Ладно, я не гордый, послушаю.

Под ногами чавкала грязюка, прямо как в моем недавнем сне. Вот только собачек не было. И шел я не хрен знает куда, а к своим. И выберусь. Потому что мне есть за что еще повоевать. Опять же, помочиться на стену рейхстага еще надо. Так что не в руку сон.

***

К линии фронта я добрался к вечеру. Устал, извозился, конечно, как поросенок. Ничего, для маскировки в самый раз. Потом постираюсь, лишь бы добраться. Тулупчик я выбросил еще в балке: от лишнего груза надо избавляться. Поел в последний раз я там же — тушеночка после таких прогулок пошла за милую душу. Даже холодная.

Лежа в кустах возле немецких позиций и дожидаясь наступления темноты, я вспоминал Петленко — мастера бесшумных передвижений. Сильно он нам тогда помог, такую толпу практически без потерь провести — в это ни за что не поверишь, если сам не видел. Надеюсь, он выжил и выздоровел. Хороший парень, сейчас бы пригодился. А то мне разведчика изображать как-то не с руки, нет такого опыта. Тишком, змейкой проскользну.

Но посты немецкие я всё же заметил и на ус намотал. Вон там и полезу, где им не очень хорошо видно и куда они ходить не любят.

Дуракам, как известно, везет. И мне тоже. Разводящий завел нудный сеанс воспитания прямо на посту и бухтел что-то долго. Я до конца не дослушал, полез дальше, к первой линии. Просто второй не было, не успели вырыть. Немчики и первую не до конца докопали, куски метров по двадцать были.

Понадеявшись на авось, чуть не врезался в пулеметное гнездо. Его я не видел со своего наблюдательного пункта. Полез в сторону. Под угрозой обстрела навыки передвижения по-пластунски, знаете ли, очень сильно улучшаются. Да и пулеметчикам стало не до меня: они как раз решили, что выпустить несколько очередей в нашу сторону — очень хорошая идея. С таким грохотом можно сваи забивать. Ну, мне это не надо, мне бы вон туда, к нашим окопам живым добраться.

Я уже миновал нейтралку, то и дело натыкаясь в темноте на неубранные трупы. Пару раз скатывался в воронки, но выбирался и лез дальше. Осветительные ракеты тоже скорости не добавляли.

Вроде вот-вот должны уже и наши позиции стоять. Может, кому и должны, но не мне. Потому что совсем неожиданно мне в спину уперся какой-то ствол и далеко не нежный мужской голос произнес:

— Хенде хох!

Глава 16

— Вот, товарищ старший лейтенант, прямо возле бруствера поймали, — автор хенде хоха толкнул меня вперед с небольшим усилием: до противоположной стенки блиндажа я не долетел, только запнулся и приложился щекой о пол. Хорошо, что грунт еще толком не утоптали, так что приземление получилось почти мягким.

Сказать что бы то ни было в ответ я не мог: бдительный охранник первым делом заткнул мне рот моей же грязнючей пилоткой, а руки довольно-таки больно связал за спиной моим же ремнем. А в темноте даже разбирать не стал, кто да что — потащил к старшему.