— А отпроситься нельзя было? — поинтересовался я.

— Петя, ты себе как это представляешь? Там больных куча, перевязки, обходы, документация. Кто за меня это делать будет? Да тут еще и консилиум, какого-то генерала привезли, двадцать минут всего осталось. Николай Нилович за опоздание так отпесочит, что мало не покажется! Всё, побежала, не скучай! — она торопливо поцеловала меня в губы и зацокала каблучками к ожидавшей ее машине.

***

Утром, возвращаясь в гостиницу (двадцать минут прогулочным шагом), я заметил у одного из подъездов “Украины” военную полуторку, из которой человек шесть бойцов разгружали и торопливо заносили внутрь до смерти знакомые ящики — сам их перетаскал такую гору, что ого-го. Значит, и здесь готовятся ко всему, в том числе и самому плохому. А именно — взрывать высотку.

Увидел — и забыл. Не до этого. Во-первых, холодно, даже летняя шинелька не особо помогала. А я еще думал, брать ее или так побегаю. А во-вторых, там комфронта ждет уже. Надо, кстати, доложить непосредственному начальству о чудодейственном лекарстве. Остаточек я себе заныкал — мне оно больше пригодится. А профессор Гаузе с женой еще сделают, они умеют.

Глава 11

Награждение проходило в Георгиевском зале Большого Кремлевского Дворца. Привезли нас заранее, расставили по ранжиру. Коротко, но емко проинструктировали: как подходить, что и куда говорить. Все, даже те, кому здесь не в новинку, внимали молча. Естественно, что по нужде все успели сходить загодя, так что эта часть ценных указаний осталась без отклика. Генералы, полковники, лейтенанты. Всего двадцать шесть человек. Все отглаженные, подтянутые, благоухающие Шипром. Рядом стоял белобрысый младлей из летчиков. Его лицо было в красных пятнах от волнения, глаза шальные, озирается вокруг как пацан.

— Тебя за что награждают? — шепнул я.

— За воздушный таран под Москвой, — ответил белобрысый, продолжая вертеть головой во все стороны. — Еще в августе объявили, но все тянули с вручением. Эх, красота! Ты тут раньше бывал уже?

— Нет, в первый раз, как и ты, — ответил я. До Кремля судьба ни разу не добросила, весь заработанный иконостас на месте вручали, то комполка, то комдив. Один раз только генерал Кошевой отметился, который потом на параде победы командовал сводным полком от Третьего Белорусского.

— Жаль, не фотографируют, вот бы ребятам показать, — продолжал восторгаться мой сосед. — Никогда такого не видел!

— А что дали? — спросил я его. Надо же парня отвлечь немного, а то сейчас не выдержит, пойдет позолоту на стенах трогать.

— Героя!

— Силен! — кивнул я. Везунчик, что говорить, после такого… У них там, у летунов, безбашенных хватает.

Я поразглядывал шикарные позолоченные плафоны, мозаичный пол. Между четвертой и пятой люстрами на потолке были заметны следы недавнего ремонта. Да, видно только если присмотреться, хорошо сделано, но меня не проведешь, глаз наметан. Невольно посмотрел на пол в том же районе. И тут паркет свеженький, хорошо видно, что меняли не позже пары месяцев. Он даже блестит сильнее.

— В июле во дворец немецкая бомба попала. — младлей увидел мой взгляд, кивнул в сторону пола — Проломила крышу, перекрытия, но не взорвалась, развалилась.

— Большая?

— 250 килограмм. У нас в полку майора сняли за то, что пропустили бомбардировщик к столице. Скандалище в подмосковных полках ПВО был тот еще.

— После этого велели таранить немецкие самолеты?

— Нет, что ты! Я просто высадил весь боезапас до ручки, а юнкерс все прет и прет. Ну я и срубил ему крыло.

— Молодец!

Младлей повернулся ко мне, осмотрел еще раз петлицы, орден:

— А тебя за что? Ты же из военинженеров? — казалось, он даже немного удивлен, что представителя такого неромантичного рода войск за что-то вообще можно наградить. Да еще и не первый раз. У нас же там ни одного самолета нет, одни лопаты. — Что дают?

Я посмотрел на Кирпоноса, что стоял в начале шеренги. Генерал мне так и не сказал, чем наградят. Наверное, опять дадут Красное знамя.

— Без понятия.

— Должны были довести. Непорядок, — покачал головой белобрысый, и сам себя оборвал: — Тихо! Идут!

Двери зала открылись, вошли Калинин и Берия. Последний с удовольствием оглядел наш выровнявшийся строй, заметил меня. И вроде даже подмигнул. Я выругался про себя. Вот не радуют меня такие знаки внимания со стороны наркома НКВД.

Калинин коротко, минут на тридцать толкнул речь. О наших боевых заслугах, подвигах. Не очень зажигательно произнес. Возраст уже почтенный всё-таки. Начальники внимали всесоюзному старосте с некоторой скукой, разве что не зевали. А вот майоры и лейтенанты — буквально ели глазами.

Закончив, Калинин начал вызывать к себе по одному награждаемых. Прикалывал орден, вручал папочку с приказом. Долго жал руку. Кирпоносу дали то самое Красное знамя, что я прочил себе. А мне… дали Героя!

— Служу Советскому Союзу — на автомате произнес я. Вот уж не ожидал!

Калинин приколол мне на китель сразу две награды — золотую звезду и орден Ленина.

— Поздравляю! — белобрысый младлей толкнул меня локтем, когда я вернулся на место в строю. — Надо бы обмыть?

Награждение закончилось, в зал зашли официанты с подносами. Нам раздали бокалы шампанского, Калинин поднял тост за гениального полководца, товарища Сталина, под мудрым руководством которого мы сломаем фашистской гидре шею уже в этом году.

— У гидры несколько шей, — шепнул подошедший Кирпонос. Мы дружно чокнулись, выпили шипучки. Шампанское ударило в нос, я чуть не закашлялся.

— Поздравляю! Заслужил! — генерал хлопнул меня по плечу. — Самого Пауля Блобеля, командира зондеркоманды, упокоить… Такие важные документы достать.

— Это разве не секретные сведения? — удивился я.

— Куда уж секретнее — на весь мир твой подвиг журналисты прописали.

— Но там же другой человек на фотографиях…

— Главное, что правильный человек в документах! — генерал кивнул на папку. Я открыл ее еще раз, посмотрел приказ — «… за заслуги перед Советским государством, связанные с совершением геройского подвига… уничтожение командования фашистской зондеркоманды 4а айнзацгруппы…». Рядом лежала грамота Президиума Верховного Совета СССР.

— Я тоже поздравляю! — к нам подошел Берия с бокалом красного вина — Товарищи командиры, большое дело сделали. Давайте отойдем в сторонку, поговорить надо.

— Я так понимаю, этой звездой, — я осторожно потрогал сияющую награду на груди, — я вам обязан, товарищ генеральный комиссар?

— Товарищ Сталин согласился с моим представлением. Сказал, что для таких геройских военных ничего не жалко… Так что можешь высказывать желание, — улыбнулся главный чекист, — буду исполнять.

— Себе ничего просить не буду, — ответил я. — Надеюсь, остальные участники операции тоже будут отмечены. — мне показалось, или в глазах Берии мелькнуло удивление?

— Остальных участников разыскивают и никто из них без награды не останется, можете быть спокойны, — тут же заметил он. — Личные просьбы будут?

— Жена работает у Бурденко, ютится в чужой комнате в коммуналке… А до этого в общежитии… — начал я рассказ бедного родственника.

— Всё понял, — снова улыбнулся Берия. — Будет вам квартира. С женой свяжутся. Так что ты воюй, а мы тут тебе тыл укрепим.

Кирпонос с удивлением на меня посмотрел. А не обнаглел ли я? А вот и нет. Раз дали Героя, то теперь можно и попросить улучшить жилищные условия. Отказать не должны. Москву армия не сдаст, закрепиться в столице — милое дело. А там дадим пинка фашистам, может, получится перевестись служить к жене поближе. Да и Вере не придется ютиться в коммуналке на птичьих правах. Оказалось, что въехала она в комнату, мягко говоря, неофициально. Дала на лапу кому-то. Черт с ним, что прослыву рвачом — я просто обязан был подумать о супруге.

— Ладно, о подвигах поговорили, награды раздали, — внезапно посерьезневшим голосом продолжил генеральный комиссар госбезопасности. — Вы лучше скажите, товарищи командиры, почему Голиаф не в Москве? А то мне докладывают чуть ли не о самоуправстве…