Спешившиеся немцы начали размахивать руками, видать, хитрость старлея должного эффекта не произвела. Наверное, и Вася это понял, потому что тут прозвучал первый выстрел. Удачный. Похожий на гроб бронетранспортер перевернуло и из него посыпалась пехота. Это и послужило сигналом к атаке. Вторым выстрелом немецкую жестянку зажгло. Вот начали падать пехотинцы — это подключились мотострелки. Т-3 получил болванку прямо под погон и у него сорвало башню.

Вот и Т-2 получил свою болванку, но даже с заклинившей башней начал пятиться назад. И тут начался чисто цирк: к нему подъехал Т-3, из него выскочили двое, весьма споро прицепили буксирный трос и потащили подранка прочь с поля боя. Вот это, я понимаю, выучка, дорогие друзья. И не только выучка, но и взаимовыручка. Я их даже зауважал немного — вот так, под обстрелом, полезть практически с голой жопой выручать товарищей, это знаете ли, дорогого стоит. Но мысль промелькнула и исчезла. А немцы тем временем набросали дымовых снарядов и между противниками повисла дымовая завеса.

Мотострелки еще постреливали, но редко, понимая, что расстояние слишком велико. Вдруг из дымовой завесы выскочила «тридцатьчетверка» и, резко остановившись, тут же выпалила в сторону оставшегося бронетранспортера. А потом, видимо, прицелившись, упокоили еще один железный гроб. Следующим выстрелом поймавшие кураж танкисты приложили пушку, остатки которой продолжал волочить тягач.

Но оставшиеся на ходу пять танков пятились к мосту, за ними тащился подбитый Т-2. Немцы просто так обиды не спускали, огрызались. «Тридцатьчетверка» не успела спрятаться за дым и схлопотала в лоб два снаряда подряд. Но, видать, особого вреда от этого не получила и наконец-то отъехала назад.

А как немцы выехали на мост, тут и я вступил. В спешке ни о какой дистанции они не думали, и я получил подарок аж их трех танков: две «тройки» и оставшаяся на ходу «двойка». Крутнул динамку, и под опорами моста глухо бумкнуло, поднялось облако пыли, а когда стало опять видно, то радости моей не было предела: на остатках моста чудом держался только одинокий легкий танк, да и тот сползал по перекошенному пролету. Эх, хорошо!

Тут и чудо-богатыри не подкачали. Прижатые к реке немцы продержались совсем недолго. Упорные, гады, в плен сдаваться никто не хотел. Или этого не заметили? Короче, положили всех. Ну, может, кто под шумок убежал, но вряд ли много.

Так что я встал, отряхнулся и почти прогулочным шагом выдвинулся к месту сбора. Там уже собрали убитых и раненых, а разведчики, или кто там за них, потрошили останки немцев.

Подойдя к группе бойцов, кучковавшихся возле убитых, я вдруг увидел лежащего на плащ-палатке Васю Харченко. Верх головы был прикрыт, а под ним расплылось кровавое пятно. Только его улыбка так и осталась на лице, будто говорила: “Ничего, зато мы выиграли”.

— Что со старшим лейтенантом случилось? — спросил я у проходящего мимо Фомина. — Вон же его КВ стоит, почти целый и невредимый. Как так?

— Так уже после боя, немец раненый подстрелил.

Глава 7

Конотоп горел. Пылали южные окраины, столбом стояла пыль, смешанная с сажей. Гулко грохотала канонада, я увидел, что в воздухе тоже шел бой — звенья немецких бомбардировщиков беспрепятственно бомбили кварталы, рядом крутилась карусель из истребителей. Наших «соколов» не пускали и зажимали фашисты. Их было намного больше. Да уж, в танковой засаде — и то спокойнее было.

Я попрощавшись с попутчиками, отправился в штаб 21-й армии. Место для него, как по мне, было выбрано не очень удачное — в доме рядом с привокзальной площадью, куда немецкие бомбардировщики наведывались неоднократно.

— Где командарм? — спросил я у часового на входе, предъявив ему документы.

— Вон, у связистов, слышите? — кивнул он на открытую дверь.

Я прошел и остановился у входа в узел связи.

— Дайте усиление! — кричал в трубку генерал-лейтенант, с виду — ну прямо школьный учитель, с тонкими усиками и аккуратной, волосок к волоску, прической. Это и был Василий Кузнецов, командующий двадцать первой армией. — Мне нужно еще с полсотни танков, и давайте КВ или Т-34, легкие танки в городских боях долго не протянут!

А ведь говорят, что внешность бывает обманчива. Рассказывали, что в империалистическую Василий Иванович командовал разведротой, сам в тыл к немцам не раз ходил. Ни за что бы не поверил, если бы не знал.

Рядом с ним стоял еще один генерал, ростом повыше, с перевязанной головой. Этот тоже был мне знаком — начальник штаба армии Гордов. Собственно обоих военачальников звали в управлении фронта — «два Василия».

— На ловца и зверь бежит, — увидев меня, Гордов подмигнул. — Танков на усиление Кирпонос не дал — прислал адъютанта.

Два майора и капитан, стоявшие рядом с ним, сдержанно улыбнулись, показав, что шутка у начштаба получилась очень смешная.

— Прислали с инспекцией, — пояснил я, подавая предписание. — И вот вам первый результат: мост через Сейм чуть не про… пустили. Взрывчатку завезли, а довести дело до конца оказалось некому.

Кузнецов взял бумагу, начал ее читать, попутно порыкивая в трубку: — Поповку мы держим. Заводской район тоже, но немцы жмут. Дайте поддержку гаубицами. Как нет снарядов? Да мне похер! Найдите, родите…, — и отодвинул предписание в сторону своего начштаба.

— Мосты через Десну мы взорвали, — бумагу перехватил Гордов. — А мост через Езуч взрывать пока нельзя — через него нам идут подкрепления.

— Его скоро немцы сами уничтожат, — буркнул Кузнецов. — Мост еле прикрыт ПВО, зенитки нам так и не выделили. А что этим, — он сморщился, будто съел что-то несвежее, — расчеты «максимов» могут сделать?

Я смутился. Получается, смысл моего визита в 21-ю армию терялся. Часть мостов уже взорвана, остальные задействованы в снабжении — можно только проверить их минирование, не более того.

Земля задрожала: вокзал опять начали бомбить. Генералы с штабными собрались уходить в укрытие. Гордов подписал мне командировочное предписание, и, уже уходя, сказал:

— Ты съезди в 12-й мотоциклетный полк, тут рядом. Там парни при выходе из окружения взяли какого-то странного немца. Ты же из саперов?

— Военинженеров.

— Один черт. Посмотри, что за устройство вез с собой немец. При нем было полно охраны — много хороших хлопцев погибло при сшибке, — он развернулся и ушел, догоняя командарма.

***

12-й полк находился на северной окраине города. Пришлось поблуждать, разыскивая подразделение. Жителей в Конотопе уже почти не осталось, улицы были пустыми. Только ветер нес гарь и дым. Вот ведь как получается: вроде и город, а спросить не у кого. Пару раз проезжали машины, причем, в разные стороны, но меня не замечали, так я и брел наобум. К северу, конечно же, там видно будет. Да и город, признаюсь честно, был не особо большим.

Наконец, удача мне улыбнулась. Какая-то пожилая, сгорбленная женщина копала в огороде возле полуразрушенного дома. Я подошел, поздоровался. Она прекратила работу, распрямилась, вытерла пот со лба, сдвинув вперед платок, а потом вернув его на месте.

— И вам здравствуйте, — ответила она. — Хотели что-то? Продуктов у меня нема, вот, бульбу копаю да моркву. Рановато, еще бы недели две подождать, видите, ботва не везде высохла. Да куда же ждать? А так спрячу, будет что поесть. Вы купить хотели? Я много не продам, сами видите, урожая тут того — одно название. А то дом вон, немецким снарядом порушило. Хорошо хоть не было никого. А то случилось бы как у моей сестры…

— А что с ней случилось? — решил я поддержать разговор. А то обидится еще, дорогу не подскажет.

— А сестра моя, Катя, в Таранском живет, да тут рядом совсем. Так там у них воевали… Ой, страх какой! — она вытерла глаз уголком платка. — И бойцы наши, молодые ребята совсем, прямо у нее в огороде окопы затеяли рыть. Нет, не подумайте, урожай весь: картошку там, свеколку, всё как есть вырыли и отдали. А только окопы ж порыли, землю перевернули. Ой, что ж я про такое, — смутилась женщина. — Вы ж не подумайте, это я так, по-бабьи. Ну вот, началась стрельба, мои все в погребе спрятались. А как бой закончился, вышли. А в окопах тех шестеро наших лежат. А остальные побежали вперед, видать, да и не вернулись. Так она документы собрала и мне принесла. Говорит, может, отдашь куда, хоть родителям сообщат, где их деточки. А их она там и похоронила, где лежали. Сама же таскать не может, а помочь некому, ребятня одна. А документы я вам отдам. Заберете?